Адам.

В разгар предновогоднего аврала, возвращаясь домой с доставки, я застряла в пробке.
В пробке делать нечего. Можно порисовать, но усталость уже не позволяет. Это хорошее время — когда было много-много дел, и вдруг резко стало нечего делать. Почему-то именно в такие моменты случается что-нибудь интересное.

Я рассматривала карту на планшете, названия улиц, слушала разговоры в автобусе, выглядывала в окно, думала обо всем что происходило и происходит вокруг (в том числе эти мысли «коллективного бессознательного» — про страну/доллар/мир/войну и прочее). Такой хаос из маленьких мыслей ни-о-чем, в отличие от того, что последние дни приходилось думать только конкретно, очень напряженно, и не отвлекаться.
И когда этих мыслей стало очень много, и они все были очень разные — были злые, рядом с ними были добрые, были смешные, были серьезные — в общем, когда они стали максимально разнообразными, случилось странное.

Я вдруг увидела Человека. Такого, знаете, одного на всех. Вернее, мы все — и есть этот один Человек. Всех людей можно назвать лишь моментами, кадрами, фотографиями одного Человека. Он любопытен, страстен, бесстрашен, творящ, дерзок, сострадателен, человечен. Я не знаю, какое слово соответствует этому особому качеству — человечен. Человечен — и ПОТОМУ любопытен, страстен, бесстрашен, творящ, дерзок, сострадателен. Любящ? Нет. Любовь не является качеством, которое можно выделить, она в нем все пронизывает, совсем все, каждое его проявление — и поэтому говорить о ней, как об особенности — бессмысленно. Потому что нет места, где бы ее не было.
Этот Человек наивен и мудр. Он не знает, что такое хорошо и плохо. Он ищет, он проявляется.
И те ужасные вещи, за которые отдельным людям стыдно, а иногда и многим стыдно, а иногда им стыдно якобы за все «человечество» — вот все эти вещи — это как грязь на руках, пыль на чумазом лице Человека. Это как раны, которые не замечаешь, когда увлекся боем, как художник, который в порыве вдохновения не замечает, что весьперепачкан краской и разбрызгивает ее по всей мастерской, как гончар, у которого глина даже в волосах, как друг вытягивающий друга в горах из пропасти, и в этот момент не думающий, что он весь потный и пахнет костром, как гениальный танцор падает и получает перелом, который может стоить ему карьеры, и все равно поправившись, он пытается возвратиться к танцам, как Хокинг, чей разум не был раздавлен болезнью тела.
Очень хрупок, и в то же время неуязвим — Человек. Красив и уродлив одновременно, но и в красоте и в уродстве — сияет поровну. В каждой своей ошибке, и в каждой победе — он Человек, ни больше и не меньше.
И именно потому что он бесстрашен, любопытен, творящ, наивен и гениален — он разбивает руки в кровь, а сердце вдребезги, падает в пропасть, и рвется покорять неведомое, размазывает по лицу слезы, а краску — по холсту, бьет, обнимает, выдумывает, теряет разум, дает имена всем вещам и делает глупости. В Человеке есть все герои прошлого, настоящего и будущего, все злодеи, все рыцари, все девы, все волшебники, все дно и все небеса. Он абсолютно чист и невинен, потому что любая грязь противостоит с чистотой — тоже внутри него, а Человек больше их обоих. Наивен и мудр — потому что знание противостоит невежеству только в его — Человека — историях. Это вечный двигатель, это травы души, которые можно топтать, закатывать в асфальт представлений и идей, а они все равно прорастают сквозь.
И даже эта «страшная» идея отдельности, которая создала все ужасы мира — возникла потому, что Он тот, кто он есть. Он «заболевает» — Он и «лечится». Он не знает, что «заболел» и что «вылечился» — кроме как в жизнях миллиардов своих воплощений.

Это заставило меня плакать. Вынуло мне душу и вставило ее обратно другой. Оказывается до того момента я никогда не видела Человека.
И нет в том видении ничего выхолощенно-возвышенного-идеального, как пишется. Это голо и бесстыдно, как кровь, пот, слезы, краска, глина и грязь. То, что позволяет любому человеку быть человеком, да и просто — быть, существовать.

Знаете, приятие — очень странная штука. Очень.